about_vv | О припеве “Охоты” (глава из книжки “Приподнимем занавес за краешек”)

Текст и песня… В начале 80-х годов вышел первый сборник стихов Высоцкого “Нерв” – тогда впервые и заговорили о том, что его песенные тексты неотделимы от авторского голоса: слова песен ВВ

“так органично слиты с исполнением, что отделить одно от другого тут очень трудно – в обыденной жизни попросту и не нужно” [23*].

Едва ли не общепринятым стало также мнение, что тексты песен вне исполнения их автором много теряют.
За двадцать лет, прошедшие с тех пор, мало что изменилось: мнения остались мнениями, исследований не появилось. По-моему, самым интересным примером размышлений на тему “текст и песня Высоцкого” и по сей день остается давняя статья Д.Кастреля “Прислушайтесь!..” [24*]. Поэтому я и рискую предложить читателю свою давнюю же полемику с одним из ее фрагментов.

Автор статьи справедливо отмечает, что в песне Высоцкого его голос и исполнение

“является не просто инструментом и способом донесения содержания до слушателя.., но и существенной частью самого содержания” (здесь и далее в цитатах из этой публикации выделено автором статьи. – Л.Т.). И именно поэтому “исчерпывающий анализ большинства его песен невозможен без учета авторского исполнения” [25*].

Но затем Д.Кастрель разделяет функции текста и исполнения:

“Часто, очень часто у Высоцкого события и внешние проявления их фиксируются в тексте, а мотивировки и оценки добавляются отдельно – в голосе” [26*].

Что привело автора к такому обобщению?

“Напомню знаменитый рефрен этой песни:

Идет охота на волков. Идет охота
На серых хищников – матерых и щенков.
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты.
Кровь на снегу, и пятна красные флажков.

Кстати, это единственные слова автора в песне; сюжет разворачивается в строфах, являющихся монологом Волка. Так вот, вы будете крайне удивлены, когда обнаружите (как я однажды), что этот рефрен информативен и только. Прочтите! Его можно прочесть с любой, даже с отрешенной интонацией. Это поразительно потому, что слова рефрена у нас накрепко срослись с отвратительной картиной акульего упоения кровью и безнаказанностью. Но весь этот идейный пласт – в голосе! В тексте этого нет…” [27*].

* * *

Мы попробуем проанализировать рефрен “Охоты” и посмотреть, что же все-таки заложено в тексте. Но прежде отметим следующее.

Ясно, что любой стихотворный текст, который “информативен и только”, никакого отношения к поэзии не имеет. А поскольку речь идет о рефрене – той части текста, в которой традиционно должно быть в концентрированном виде выражено содержание поэтического текста (а отнюдь не только его сюжетный пласт); причем о рефрене песни – общепризнанного шедевра Высоцкого, то из названного тезиса Д.Кастреля (независимо от того, как считает сам автор) объективно следует вывод, что Высоцкий – не поэт. Но попробуем прочесть сам рефрен.

Уже в первой строке:

Идет охота на волков, идет охота… –

мы видим: волки зажаты, как тисками, этим неумолимо-неотвратимым “идет охота”, сдавливающим, поглощающим строку. Не на равных играют с волками… Ощущение усугубляется тем, что движение направлено только внутрь кольца, на волков, ответного движения-отпора с их стороны нет (ср.: “Вокруг меня сжимается кольцо…”). Запомним это.

Следующая строка:

На серых хищников – матерых и щенков –

это не просто уточнение объектов охоты. Контекст таков, что оказывается значимым даже, казалось бы, до основания стертое определение “серых” (которое к тому же поначалу может показаться лишним: что волки серы, общеизвестно): ему откликаются из последней строки рефрена кровь, пятна красные флажков, снег. Все вместе они окрашивают сцену бойни в жесткие, режущие глаз серо-бело-кровавые тона. Эти цветовые пятна привлекают особое внимание прежде всего потому, что в песенной поэзии Высоцкого слова, обозначающие цвет, очень редки. Тем сильнее, резче оказывается их воздействие, тем значимее их присутствие.

И мгновенно расширяет смысловую емкость сцены второе уточнение – “матерых и щенков”. Тут уже не травлей пахнет – истреблением целого вида инакодумающих, инакочувствующих, вообще – иных, других, непохожих. А в конечном счете – истреблением будущего.

Это очень важный мотив – неслучайно потом, через годы, он отзовется и разовьется в песне “Конец "Охоты на волков"”:

К лесу – там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки, – труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.

Третья строка из всего рефрена:

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты –

казалось бы, самая явная, в ней поэт как будто ничего не припрятывает от беглого взгляда: упоминание о загонщиках, псах (да еще лающих до рвоты – деталь, вызывающая почти физиологическое отвращение [28]) вроде бы лишь подтверждает показанное, оцененное – борьба неравная, схватка изначально нечестная. Но вот что важно. Действующие лица в этой строке – из тех, кто противостоит волкам. И в них подчеркнута одна особенность, общая для этого ряда образов: все они звучащие (“хлопочут двустволки... егеря бьют уверенно... удивленные крики людей”). Волки в рефрене, как и в песне, немы, безгласны. Лишь однажды раздается одинокий и тем подчеркивающий безгласие стаи (символ покорности судьбе) голос героя:

Почему же, вожак, дай ответ,
Мы затравленно мчимся на выстрел..?

Характерно, что ту же волчью немоту мы обнаруживаем и в написанном почти десятилетием позже “Конце "Охоты"”. Но в обоих случаях “звучание” охотников уравновешивается тем, что эта история озвучивается одним из гонимых – волком. Он дарит сюжету свой голос.

Тут самое время вспомнить первую строку рефрена – пассивность волков, точнее, отсутствие движения на прорыв кольца (не случайно, конечно, их сравнение с мишенью в начале песни). “… и не пробуем через запрет” – не в этом ли один из корней охотничьего упоения безнаказанностью, которое есть в песне и на которое указал Д.Кастрель?

Последняя строка рефрена:

Кровь на снегу и пятна красные флажков –

словно ставит кровавую точку в этой бойне. Вновь, как и в первой строке, здесь – кольцо, только на этот раз цветовое: белизна снега стиснута пятнами крови и флажков, тут не просто имеющих один с кровью цвет, но контекстуально – кровоточащих, окровавленных (не случайно ведь сказано: “пятна красные флажков” – явный намек на пятна крови). Еще одно соображение возникает по поводу функции цвета в рефрене “Охоты”: может быть, серость тех, кто “затравленно мчится на выстрел”, означает невыявленность личностного начала, неродившуюся личность?

* * *

Так, вчитываясь в лишенный поддержки голоса и гитары текст рефрена “Охоты”, мы убеждаемся, что он несет не только информационную, но и эмоционально-оценочную нагрузку. Впрочем, как и любой другой полноценный поэтический текст.

Попутно я попыталась показать, что и традиционную для рефрена функцию рефрен “Охоты” блестяще выполняет: в нем весь текст песни словно стягивается в невероятный по плотности, напряжению смысловой сгусток. И еще. В этом великолепном четверостишии отчетливо проявилась отзывчивость поэтического слова Высоцкого голосам не только других сочинений поэта, но и других поэтов: диалог с Мандельштамом и Пастернаком очевиден, откликается рефрен “Охоты” и гудзенковскому “… За мной одним идет охота”.

1988. Публикуется впервые

(Из кн. Л.Томенчук “Высоцкий и его песни: приподнимем занавес за краешек. – Днепропетровск, 2003; в сети – http://lib.ru/CULTURE/MUSIC/TOMENCHUK/wysockij.txt )

__________________________

[23*] Лавлинский Л. Мета времени, мера вечности. М., 1986. С. 74.
[24*] Кастрель Д. Прислушайтесь!.. // Муз. жизнь. 1987. № 12. С. 20.
[25*] Там же. С. 21.
[26*] Там же.
[27*] Там же.
[28] “Охота” дает возможность на конкретном примере показать ощущение поэтом многомерности мира. У Высоцкого одни и те же образы, сюжетные коллизии встречаются во многих песнях, причем как в положительном, так и в отрицательном контексте. И вызывают, соответственно, различный эмоциональный отклик. Ср.:

Кричат загонщики и лают псы до рвоты…
Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу.