![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
about_vvПриспело время вспомнить, что “Истома” не стихотворение, а песня, и обратить внимание на то, как пел Высоцкий.
Но прежде чем заняться этой темой, вернемся ненадолго к статье С.Шаулова, в которой наиболее подробно изложена традиционная точка зрения на “Истому”. В этой статье есть одна диковина: заявляя, что эту песню при исполнении можно было сокращать, потому что
С.Шаулов почему-то ссылается при этом не на запись песни, а на комментарий в крыловском двухтомнике, – как будто сам он соответствующей записи не слышал и судит о ней только по комментарию (а в комментарии том, кстати, сказано только, что Высоцкий при исполнении сокращал песню, но не сказано, что он в ней сокращал).
Не только это заставляет думать, что записи сокращенного варианта песни автор статьи не слыхал, но и то, что он считает названную им причину сокращений достаточной. Если бы С.Шаулов слышал сокращенный вариант “Истомы”, он заметил бы два момента. Во-первых, что сокращению подверглись едва ли не все строки с непредметными образами. Этот факт можно объяснить по-разному, но он очевиден и заставляет искать другие причины сокращений. Я, например, полагаю, что, обратившись вновь к песне, которую давно не пел, Высоцкий ощутил эстетические “перепады” и изъял слабые строки. Остались преимущественно строки с предметными образами. (На материале “Истомы” хорошо видно, что мир вещей – та питательная среда, в которой вырастают лучшие образы Высоцкого. Вне “земли” – предметного мира – его язык теряет силу, становится смутен, вял, банален) .
Во-вторых, любого, кто знаком с фонограммой/мами длинного и сокращенного вариантов “Истомы”, поражает интонация, с которой поет Высоцкий. На этом и надо остановиться.
Я знаю две записи “Истомы”, скажем так, с ожидаемыми интонациями. В этих случаях исполнитель как бы сливается (“поет в унисон”) с персонажем, который в песне предстает именно и только “конченым” – человеком, поставившим на себе крест. Впечатление, что это у самого Высоцкого жизненный заряд на исходе. Отмеченные выше позитивные и иронические детали текста (приводящие опять-таки к положительным прогнозам), конечно, никуда не деваются, но в так исполняемой песне еще хуже прослушиваются, звучащий ряд (собственное состояние поэта-певца?) заслоняет их почти до неразличимости.
Мне известна и другая запись, где Высоцкий поет насмешливо, а в конце (“Пора туда…”) так и вовсе смеется, – та самая “сокращенная”, на которую ссылается С.Шаулов (из чего уж совершенно становится ясно, что, пиша с таким апломбом об сокращенном исполнении “Истомы”, он его не слышал).
Как отнестись к такому разнобою в исполнении одной песни? – вопрос, за которым хорошо просматривается другой: насколько у Высоцкого эмоциональный контур песни определяется ее текстом и в какой степени – собственным сиюминутным настроением (состоянием) ВВ? Двадцать девять записей “Коней привередливых” – при широком диапазоне внешних обстоятельств, состава и настроя аудитории, а также настроения и физического состояния самого Высоцкого; при естественном и ожидаемом разнообразии исполнения в каждом конкретном случае, причем иногда с весьма заметными различиями, – демонстрируют тем не менее ясно ощутимый общий тон.
Фонолетопись “Истомы” дает обратную картину. С накоплением фактов станет более понятным соотношение влияния текста песни и внетекстовых факторов на ее конкретное исполнение Высоцким. Пока же вопрос остается открытым. Но, думаю, и так ясно, что эмоциональная тональность исполнения ВВ связана с содержанием текста и не противоречит ему. Раз Высоцкий смеяется, исполняя “Истому”, значит, текст позволяет это. Притом смеется ВВ не на одной, а на обеих поздних, французских записях.
Всеволод Ковтун, который в свое время дал мне послушать одну из этих записей, с чего и возник мой интерес к этому тексту, прислал для данной публикации обе записи. Вот их финалы. Кстати, обратите внимание, как упруго, с какой энергией поет Высоцкий. Это ведь тоже ирония по отношению к прямому смыслу слов персонажа:
FranceMusique (final):
LeChanteDuMonde (final):
Энергичную манеру исполнения и насмешку в последних словах смело можно присовокупить к аргументам, поддерживающим мысль о том, что к герою “Истомы” стоит отнестись не только сочувственно, но и с иронией.
смех и ирония неуместны. Значит, нет этой ситуации. В какой же точке своего жизненного пути, если не в конечной, находится герой?
Но прежде чем заняться этой темой, вернемся ненадолго к статье С.Шаулова, в которой наиболее подробно изложена традиционная точка зрения на “Истому”. В этой статье есть одна диковина: заявляя, что эту песню при исполнении можно было сокращать, потому что
“практически каждый стих <...> выражает один и тот же смысл”,
С.Шаулов почему-то ссылается при этом не на запись песни, а на комментарий в крыловском двухтомнике, – как будто сам он соответствующей записи не слышал и судит о ней только по комментарию (а в комментарии том, кстати, сказано только, что Высоцкий при исполнении сокращал песню, но не сказано, что он в ней сокращал).
Не только это заставляет думать, что записи сокращенного варианта песни автор статьи не слыхал, но и то, что он считает названную им причину сокращений достаточной. Если бы С.Шаулов слышал сокращенный вариант “Истомы”, он заметил бы два момента. Во-первых, что сокращению подверглись едва ли не все строки с непредметными образами. Этот факт можно объяснить по-разному, но он очевиден и заставляет искать другие причины сокращений. Я, например, полагаю, что, обратившись вновь к песне, которую давно не пел, Высоцкий ощутил эстетические “перепады” и изъял слабые строки. Остались преимущественно строки с предметными образами. (На материале “Истомы” хорошо видно, что мир вещей – та питательная среда, в которой вырастают лучшие образы Высоцкого. Вне “земли” – предметного мира – его язык теряет силу, становится смутен, вял, банален) .
Во-вторых, любого, кто знаком с фонограммой/мами длинного и сокращенного вариантов “Истомы”, поражает интонация, с которой поет Высоцкий. На этом и надо остановиться.
Я знаю две записи “Истомы”, скажем так, с ожидаемыми интонациями. В этих случаях исполнитель как бы сливается (“поет в унисон”) с персонажем, который в песне предстает именно и только “конченым” – человеком, поставившим на себе крест. Впечатление, что это у самого Высоцкого жизненный заряд на исходе. Отмеченные выше позитивные и иронические детали текста (приводящие опять-таки к положительным прогнозам), конечно, никуда не деваются, но в так исполняемой песне еще хуже прослушиваются, звучащий ряд (собственное состояние поэта-певца?) заслоняет их почти до неразличимости.
Мне известна и другая запись, где Высоцкий поет насмешливо, а в конце (“Пора туда…”) так и вовсе смеется, – та самая “сокращенная”, на которую ссылается С.Шаулов (из чего уж совершенно становится ясно, что, пиша с таким апломбом об сокращенном исполнении “Истомы”, он его не слышал).
Как отнестись к такому разнобою в исполнении одной песни? – вопрос, за которым хорошо просматривается другой: насколько у Высоцкого эмоциональный контур песни определяется ее текстом и в какой степени – собственным сиюминутным настроением (состоянием) ВВ? Двадцать девять записей “Коней привередливых” – при широком диапазоне внешних обстоятельств, состава и настроя аудитории, а также настроения и физического состояния самого Высоцкого; при естественном и ожидаемом разнообразии исполнения в каждом конкретном случае, причем иногда с весьма заметными различиями, – демонстрируют тем не менее ясно ощутимый общий тон.
Фонолетопись “Истомы” дает обратную картину. С накоплением фактов станет более понятным соотношение влияния текста песни и внетекстовых факторов на ее конкретное исполнение Высоцким. Пока же вопрос остается открытым. Но, думаю, и так ясно, что эмоциональная тональность исполнения ВВ связана с содержанием текста и не противоречит ему. Раз Высоцкий смеяется, исполняя “Истому”, значит, текст позволяет это. Притом смеется ВВ не на одной, а на обеих поздних, французских записях.
Всеволод Ковтун, который в свое время дал мне послушать одну из этих записей, с чего и возник мой интерес к этому тексту, прислал для данной публикации обе записи. Вот их финалы. Кстати, обратите внимание, как упруго, с какой энергией поет Высоцкий. Это ведь тоже ирония по отношению к прямому смыслу слов персонажа:
FranceMusique (final):
LeChanteDuMonde (final):
Энергичную манеру исполнения и насмешку в последних словах смело можно присовокупить к аргументам, поддерживающим мысль о том, что к герою “Истомы” стоит отнестись не только сочувственно, но и с иронией.
“В пограничной ситуации, когда речь идет о жизни и смерти” (С.Шаулов) –
смех и ирония неуместны. Значит, нет этой ситуации. В какой же точке своего жизненного пути, если не в конечной, находится герой?
(Далi буде)
