Высоцкий и Башлачев

[about_vv]

Из статьи А.Николаева “Особенности поэтической системы А.Башлачева” (в сб. “Творчество писателя и литературный процесс” – Иваново, Ивановский Гос. ун-т, 1993, с. 119 – 125):

С 120:
“С "таганским бардом" Башлачева роднит прежде всего концепция жизнетворчества, не разводящая слишком далеко биографию, судьбу, строки стихов. В этом смысле он даже более откровенен, чем Высоцкий. Если Высоцкий экстраполировал свое прорывающееся "я" на других персонажей, если для него характерны особая театральность, ролевой характер лирики, то Башлачев почти всегда говорит о себе и от себя. Судьба питает стихи, а стихи точно прогнозируют судьбу.

Даже смерть поэта сначала заявлена, а потом уже трагически "реализована" событийно:

Холодный апрель последней весны
Качает квадрат окна...

Как известно, Башлачев покончил с собой, выбросившись из окна. Словом, несмотря на определенные переклички, жизнетворческие установки проявляются по-разному, лишь иногда пересекаясь. Правда, образные ряды поэтов развертываются, если так можно выразиться, в схожих тональностях (скажем, известное башлачевское "век жуем матюги с молитвами" имеет ту же тональность, что и образы Высоцкого), но при этом сами образы различны.

С.121:
С другой стороны, Высоцкий шире и многомернее. Его лирический герой умеет быть разным – от добродушного до беспощадного, в то время как герой Башлачева всегда трагичен, исповедален и в какой-то мере замкнут в ограниченном эмоциональном пространстве. Груз обреченности давит на башлачевского героя неизмеримо сильнее, чем на героя Высоцкого:

Нет смысла идти, если главное – не упасть.

"Примиряющее" иронично-смеховое начало героев Высоцкого не свойственно Башлачеву; там, где Высоцкий способен снять эмоциональное напряжение, Башлачев нагнетает его. Если у Высоцкого остается при любых обстоятельствах "последний рубеж" – вера в Россию, в "золото куполов", в вещий колокол, в своего бога, то Башлачев констатирует:

Если нам разломали колокол.
Значит, здесь – время колокольчиков.

И у Башлачева, и у Высоцкого отчетливо просматриваются социальные акценты. Пожалуй, здесь переклички наиболее очевидны, и отдельные стихи Башлачева несут оттенок подражания. Но и тут различий больше, чем сходства. Высоцкий отчасти утверждал и развивал иллюзию 60-х, когда казалось, что социальные беды общества явились результатом отхода от высших нравственных норм, по которым начинала развиваться русская революция. Он вполне искренне называл своими кумирами в политике Ленина и Гарибальди.

Башлачев пишет злее, с ходу отказывая в нравственности любому революционному насилию. И первые революционеры видятся ему людьми вне морали (это, очевидно, тоже иллюзия, но совершенно иного
свойства):

. ..Они дрались за место
И право наблевать за праздничным столом.
Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,
Стреляли наугад и лезли напролом.

Если прибавить к этому различные стилистические рисунки, способы поэтического мышления и совершенно разные жанровые доминанты (у Высоцкого – баллада, у Башлачева – трудноопределимый жанр, очевидно, романсового происхождения), то можно с уверенностью говорить, что попытки увидеть в Башлачеве прямого продолжателя Высоцкого, "Высоцкого 80-х", некорректны. Творчество Башлачева иного корня”.