Высоцкий. Жизнь и песни

(Окончание)

* * *

Текст написан в 1977 году116. Высоцкий и Марина Влади были в Мексике, на острове Косумель, где М.Влади снималась в фильме. Высоцкий в это время много занимался подводным плаванием, что и было импульсом к написанию данного стихотворения.

Существуют две рукописи, относящиеся к этому тексту117*, обе – на фирменной бумаге “Бич-отеля”, расположенного на о. Косумель. На двух страницах черновика много правок. На двух страницах правленой беловой рукописи двадцать строф ВВ пронумеровал. Две заключительные записаны на полях в верхнем правом углу первой страницы и не имеют авторской нумерации. Строки второй строфы Высоцким не упорядочены. В черновике следов этих двух последних строф нет. Значит, они появились на стадии дополнения беловика.

Отсутствие нумерации этих строф, скорее всего, означает, что ВВ записал их после того, как пронумеровал строфы основного текста. На то, что первоначально текст состоял из двадцати строф, а эти две дописаны позднее, указывает и расположение 19-й (“Назад – не к горю и беде…”) и 20-й (“Похлопал по плечу трепанг…”) строф на второй странице беловика: они записаны в самом низу в две колонки, ВВ явно стремился уместить на странице весь текст.

Высоцкий делал эти записи по свежим впечатлениям от собственных подводных путешествий, отсюда обилие деталей реального погружения под воду. Этим объясняются и очевидные перепады образного напряжения, противоречия образов и мотивов в разных фрагментах текста, сюжетная невыстроенность и другие моменты, отмеченные выше. Описанные особенности текста и рукописей позволяют считать, что перед нами не столько более или менее законченное стихотворение, сколько рифмованный набросок сюжета – заметки для памяти. (Так, на мой взгляд, мотив “бытийных глубин” возник у ВВ не сразу, а уже в ходе написания текста, отсюда и противоречие начала и середины).

Поскольку вторая рукопись содержит мало авторской правки, и ВВ явно стремился уместить весь текст на двух страницах, думаю, в момент переписывания набело он полагал текст законченным. Но потом отнесся к этому иначе.

Первая из двух дописанных строф завершает смысловую линию, начатую в предыдущих:

Сомкните стройные ряды!
Покрепче закупорьте уши!
Ушёл один – в том нет беды.
Но я приду по ваши души!

А вторая вводит новую тему, меняя смысл всего текста:

Страшнее Синей Бороды,
Раздувшийся, с лицом кликуши
Утопленник – ещё один
Счастливчик, – убежавший суши.

Этот авторский комментарий и есть очевидный и однозначный ответ Высоцкого на резонный вопрос, а что же думает автор текста по поводу всей этой сомнительной подводной одиссеи. Введение совершенно новой темы, да еще в форме прямого комментария, меняющее смысл сюжета на противоположный, – еще одно косвенное свидетельство того, что вряд ли ВВ обдумывал какое-то время данный замысел. Скорее всего это были именно рифмованные заметки для памяти, которые первоначально, на этапе записывания, как ему показалось, складывались в стихотворный текст. Но почему Высоцкий не завершил работу над ним?

Я думаю, прочтя перебеленный текст, он заметил то, что упустил, когда строки выходили из-под его пера. Главная проблема этого замысла – неразрешимое противоречие мотива погружения под воду и стремления дойти до сути. В переносном смысле, когда человек постигает суть вещей, добирается до дна, эта глубина остается с ним, ему не нужно “всплывать на поверхность”. А в реальном погружении остаться “на дне” можно лишь с камнем на шее... “Всплыть на поверхность” в метафорическом смысле имеет однозначный негативный смысл, а в физическом – столь же однозначный позитивный. Замысел надо было или в корне менять, или отказаться от доработки текста. Что, как я полагаю, Высоцкий и выбрал.

Анализ данного текста не является исчерпывающим, так как не был привлечен к делу черновик (к сожалению, эта рукопись мне пока недоступна). Есть, однако, публикация Юрия Тырина, предложившего свой вариант чтения этого черновика118. Из нее видно, что серьезных разночтений с беловиком в черновой рукописи нет. Так что, скорее всего, ее изучение не повлияет существенно на наши выводы.

Случай со стихотворением “Упрямо я стремлюсь ко дну…” дает повод коснуться некоторых общих вопросов высоцковедения. Наиболее очевидные из них – специфика изучения текстов Высоцкого, не ставших песнями, особенно написанных в последние годы жизни, и необходимость в исследовании текстов опираться на первоисточники.

2006

116 Ковтун В. [Комментарий] //Высоцкий: время, наследие, судьба. № 23. 1995. С. 6. В данной главе текст стихотворения Высоцкого цитируется по этому изданию. Электронный вариант – http://otblesk.com/vysotsky/-uprjamo.htm.

117* Там же.

118* http://www.vagant2003.narod.ru/2003161039.htm

* Фрагменты, отсутствующие в тексте книги и добавленные в эту публикацию, даны с отступом влево.

Стихотворение “Упрямо я стремлюсь ко дну…” было впервые опубликовано в начале 80-х в сборнике “Нерв” и сразу привлекло внимание исследователей. Сложилось понимание этого сюжета как движения героя к истокам105* (традиционным нравственно-духовным ценностям) в стремлении постичь смысл человеческого бытия106* и, приобщившись к “самой сути”, к этим вечным истинам, вернуть им положенное место в жизни107*. В разных работах акценты могли варьироваться, но в целом понимание оставалось стабильным108. Тишину расколола статья М. Раевской “«Дурная кровь в мои проникла вены...», или Две судьбы Высоцкого”109*, в которой, в частности, был отвергнут традиционный взгляд на этот текст и заявлен новый, согласно которому мотив погружения привязан к наркомании ВВ, а весь сюжет прочитан как медленное самоубийство поэта, для которого ко времени написания стихотворения (1977) –

“уход в пучину становится <...> самоцелью, наркотический дурман превращается в единственный способ существования”110*.

Такие вот полюса...

В статье М. Раевской много эпатажа, аргументация не выдерживает никакой критики, то есть попросту отсутствует. Вот как, например, автор “доказывает” свою привязку мотива погружения к наркомании ВВ:

“Отправившись на подводную охоту, герой Высоцкого не захотел возвращаться на землю и – покончил с собой. Заметим, что знакомые Владимира Семеновича нередко сравнивали его наркотическую эпопею с медленным суицидом. А Юрий Визбор образно назвал «сорокадвухлетним самоубийством» вообще всю жизнь Высоцкого. Итак, погружение в пучину – это самоубийство, а суицид в случае Высоцкого ассоциативно связан с наркотиками. Вот еще одно доказательство неслучайности привязки мотива погружения к биографическому факту – наркомании”111*.

Подобных перлов в этой статье столько, что диву даешься, как ее могли опубликовать в специальном издании. Вспоминается другая публикация подобного уровня в тех же “Вопросах литературы”, принадлежавшая перу Т.Барановой (1984). Так и тянет сыронизировать: через двадцать лет – все то же, но…

Эскапады М. Раевской возникли не на пустом месте. Она затронула реальную проблему – кричащее противоречие традиционной трактовки стихотворения его тексту, и указала исток этого противоречия: исследователи Высоцкого игнорируют очевидное самоубийство героя112. В этой ситуации интересно понять две вещи: что все-таки происходит в сюжете “Упрямо я стремлюсь ко дну...” и почему биография текста сложилась так, а не иначе. Начнем.

* * *

Традиционная трактовка текста небеспочвенна. В нем действительно отражены два позитивных мотива, ключевых для творчества Высоцкого: стремление добраться до глубин, до самой сути и чувство единения с людьми и служение им.

… Зову – “Спасите наши души!”

Как бы ни относиться к сюжету и герою, его искренний порыв, боль и страсть невозможно не ощутить и не проникнуться сочувствием к ее носителю. Здесь тот же тон, тот же высокий пафос, что и в гениальной “Я был и слаб, и уязвим…”, в ее кульминационном эпизоде:

Я ничего им не сказал!
Ни на кого не показал!
Скажите всем, кого я знал:
Я им остался братом!

Вот в каком высоком родстве находится “Упрямо я стремлюсь ко дну…”. И совершенно верно, что “для духовного совершенствования ему (герою. – Л.Т.) необходимо вернуться к истокам”113*. И мотив очищения от грехов, царящих на суше114*, очевиден и важен. Мы вообще можем во многом согласиться с героем. Не только семьдесят советских лет – вся история человечества полна примеров того, как “гениальное и недопонятое” повседневной жизнью спасалось, скрывалось в “глубине”, в ее толще. И нередко, стремясь проникнуть вглубь, докопаться до сути, мы ощущаем это возрастающее сопротивление “среды”, “материала”. Вода выталкивает вон, / И глубина не принимает. И куда как часто деяния человеческие – прошлые, настоящие – лишены и разумности, и гуманности, когда в самом деле ничего не остается, кроме горестно недоумевать: зачем мы сделались людьми?..

Всё это так. Но в “Упрямо я стремлюсь ко дну…” есть не только это. Самоубийство персонажа неизбежно бросает отсвет на все вышеназванные мотивы и смыслы. Еще: “Назад – не к горю и беде…” – герой зовет и других свести счеты с жизнью, что само по себе малопривлекательно, а тем более звучит дико в устах так называемого лирического героя ВВ, персонажа, близкого автору, каковым его представляет традиционная трактовка. Не меньшая странность этих слов состоит в том, что герой призывает повторить его путь – так сказать, выбирайтесь моей колеей. Это просто невероятно в системе ценностей Высоцкого, для которого возможность и необходимость выбирать и прокладывать свой собственный жизненный путь – один из главных ориентиров, одна из основных ценностей человеческой жизни!

Коротко говоря, “Упрямо я стремлюсь ко дну…” – внутренне противоречивый текст. В определенный момент работы над ним это стало ясно Высоцкому, чему есть документальное подтверждение, которое отменяет возможность пафосной трактовки стихотворения. Обращение к данному документу – простой и короткий путь оппонирования традиционному взгляду на это произведение. Но оно вынуждает выйти за пределы текста, публикуемого в сборниках ВВ. Однако привычное толкование несовместимо даже и с этим, усеченным публикаторами текстом. Поэтому проанализируем сначала его, сопоставим с привычной трактовкой, а после обратимся к другим документам и свидетельствам, которые дополнят картину.

(Далі буде)

105* Скобелев А., Шаулов С. Владимир Высоцкий: мир и слово. – Воронеж, 1991. С. 74.

106* Шилина О. Поэзия В. Высоцкого в свете традиций христианского гуманизма // Мир Высоцкого. Вып. I. – М., 1997. С. 109.

107* Там же. С. 110.

108 Встречается даже и прямое отождествление героя стихотворения с его автором.




109* Вопросы литературы. 2005. № 6.

110* Там же.

111* Там же.

112 Пример игнорирования самоубийства героя:



Толкование это особенно режет слух потому, что сюжет оценен положительно с позиций христианства, хотя, как известно, по христианским представлениям самоубийство – тягчайший грех. Но не только это – призыв героя к другим следовать его примеру тоже получает позитивную оценку интерпретатора...

113* Там же. С. 107.

114* Там же. С. 109.